Магомед Исмаилов: «За первый бой получил 12 тысяч рублей, а спал в машине»

Магомед Исмаилов — один из самых заметных персонажей в наших смешанных единоборствах. Его фееричные видео привлекли огромное внимание аудитории, а затянувшаяся перепалка с Владимиром Минеевым, которая никак не дойдет до боя — 100-процентный инфоповод, если в России скучно. В преддверии своего возвращения после череды травм, Исмаилов в максимально откровенном интервью Алексею Сафонову рассказал о первых секциях, почему не попал на Олимпиаду, как жил в машине, гонорарах и многом-многом другом.

«На отбор на чемпионат России нас возили табунами: по четыре человека на койке»

– В самую первую секцию меня привела мама. У меня все спортсмены: отец, дядя. Дядя вообще фанатик, вольной борьбы и всего, где один на один — даже если петух с петухом, то это его тема (смеется). А мама привела на кикбоксинг, туда мой старший брат ходил. Через некоторое время я все это забыл, был совсем мелкий. Мы переехали в Нижний Тагил и я пошел на спортивное самбо. Потом я в школе побил одного парня, который дразнил меня, а там за такое независимо от возраста ставили на учет. Поэтому прилетел мой дядя и забрал меня оттуда в Махачкалу. В Дагестане меня называли «Русский Мага».

– Почему?

– Я был светловолосый, светлоглазый. Даже в детском садике спрашивали, почему Магомедом зовут, ведь я русский. Так что в Дагестане мне приходилось выживать. Все хотели силу показать. Но я уже самбо занимался и некоторые фишки знал, заламывал их. Кстати, при переезде из Тагила чуть ли не до слез дело дошло, когда я понял, что забыл самбистскую куртку свою. В итоге пошел на вольную борьбу, отец всегда говорил, что в семье боксеров должен быть хоть один борец. Очень полюбил этот вид спорта.

– О чем подумал, впервые оказавшись в секции вольной борьбы?

– Я просто всегда считал, что борцы — самые крутые. Видел, как они на улице дрались и всех разносили. Для меня это был непробиваемый вид спорта. А в самой секции был парень, который боролся лучше меня, у нас с ним противостояние и закрутилось. И я никак не мог его победить.

– Чем закончилось?

– Так и не одолел. Потом мы разъехались и встретились через довольно большой срок. Тогда уже смог выиграть. Не буду говорить, кто это.

– То есть, он известен?

– Да.

– В мире единоборств или вольной борьбы?

– Второе.

– Олимпиец?

– Есть и олимпиец, с которым мы всегда бодались. Он призер Игр. Однажды проиграл ему, а затем всегда побеждал. Но тренеры как будто мимо меня смотрели...

– У самого было желание попасть на Олимпиаду?

– Естественно, это была моя цель.

– Почему ты до нее не дошел?

– Не было человека, как Владимир Отарович Осия — мой нынешний тренер. Которому не безразлично. Я стал призером чемпионата Дагестана, а никто не замечал.

– Обида затаилась?

– Просто я считаю, что они потеряли хорошего спортсмена. Я знаю, что мог многого достичь в вольной борьбе. Самые важные плоды достигаются с терпением, если бы со мной просто кто-то поработал и я мог одного человека называть своим тренером...

– Сколько ты боролся?

– Лет 10. Правда, мне это не приносило никаких дивидендов. В сумме за это время я заработал тысяч пять. Когда мастера спорта выполнил, мне их и дали... Счастлив был.

– Потом ты разочаровался?

– Когда ехали на отбор на чемпионат России, нас возили табунами. Мы лежали по четыре человека на одной койке в автобусе. Я был прижат к стеклу, оно продувало. Застудил спину и на следующий день я понял, что просто не могу ее контролировать, она не держит меня. Тренер сказал забыть про боль, я ответил, что мы же не в кино. В общем, он настоял, чтобы я боролся. Вышел, не смог показать себя. Как только схватка закончилась, я проиграл, сходил в душ, собрал сумку и уехал в Москву. К спорту уже было некое отвращение. Работал в охране. А потом была армия, и я построил огромные планы: как я там буду тренироваться, как стану чемпионом мира по боевому самбо. Так цель и поставил.

«На момент первого профессионального боя я был таксистом-любителем»

– В армию сам пошел или забрали?

– Я поехал в Дагестан и заплатил 30 тысяч рублей, чтобы меня забрали.

– С этим были проблемы?

– Я был здоровый пацан, мастером спорта по вольной борьбе. Не брали. В Дагестане тогда закинули «пульку», что скоро в армии будут служить 4 года. Поэтому пока был год, туда все и ломанулись. Мне было плевать, четыре года, два. У меня была цель, хотелось поменять вид спорта на что-то смешанное.

– В каких войсках ты был?

– Железнодорожных. Это мне и мешало стать в армии чемпионом. «Зажали» в поединке с десантником по рукопашному бою.

– Потому что, якобы, более элитные войска?

– Думаю, да. А я там ужасу нагонял, очень хорошо дрался.

– Как шел до следующей цели — чемпионат мира по боевому самбо?

– Мои друзья стали чемпионами мира, и я тоже хотел. Стал выступать по рукопашке, и как только вернулся с армии, записался в школу боевого самбо. На первом чемпионате России я стал вторым, а потом выиграл и его, и мировое первенство. Через полчаса после «золота» ко мне пришло осознание, что это не предел того, чего я хочу достичь.

– И что появилось в голове после?

– M-1. Тогда это было на слуху и захотел подраться там. Собственно, я это сделал. Потом захотелось подраться еще и зарабатывать этим деньги. И вот я здесь (смеется).

– За время вольной борьбы ты получил 5 тысяч. Когда спорт начал приносить тебе деньги, на которые можно было прожить?

– Как только в моей жизни появился Владимир Отарович. Он никогда не смотрел на меня исключительно как на спортсмена. У нас братские отношения. Это самое важное. Когда знаю, что если я порвал связку, я не стал ненужным, он все равно будет рядом. При этом мы всегда соблюдаем субординацию. Он говорит лечь отжиматься — я делаю. В момент тренировок нет никаких отношений, только тренер и ученик. А вот после — братские разговоры.

– Когда ты перешел в смешанные единоборства, вряд ли там были достойные гонорары.

– 12 тысяч рублей за первый профессиональный бой.

– На что ты их потратил и сколько ушло тренеру?

– Тренер ни разу не взял с меня денег. Как я не пытался ему их засунуть и просунуть, ни разу не взял ни рубля. Тогда я накормил ребят, сам покушал... Надеюсь, мои родители не прочитают это интервью, но на тот момент мне негде было жить.

– То есть, ты был на улице? И сколько это продолжалось?

– У меня была машина, первый «Фокус» - моя ласточка! Я в ней спал лучше, чем в квартире на большой кровати (смеется). Так было где-то 2-3 месяца.

– Какое время года?

– Не зимнее.

– Как ты оказался на улице?

– Я был амбициозный человек. Я уехал с Махачкалы и всем говорил, что у меня все схвачено.

– Откуда у тебя тогда появилась машина?

– Дядя подарил. Слушай, но я вообще не расстраивался. Мне было так хорошо! Я мог посадить своего друга за руль, откидывал свое сидение и говорил: «Езжай!». И так спал. Открывал глаза — за окном каждый раз новые картинки. Просыпаюсь в следующий раз — с ним уже сидит кто-то. Было отлично, до того момента, пока машина у меня не накрылась. Не знал, кому отвезти на ремонт ее.

– На какие деньги ты ел?

– Я таксовал. Говорю же, мне на машине было хорошо.

– То есть, в профессиональных боях ты дебютировал будучи таксистом-любителем?

– Можно и так сказать (смеется). Бывало, что-то где-то перепадало, залезал в нужное время в нужное место.

– Когда сломалась машина, где жил?

– У меня были друзья. Вернее, я их так не могу назвать — это братья. Один из них жил с матерью, в одной комнате. И он меня забрал к себе. Спали с ним на одной кровати. Мы не работали, работала его мать. И она кормила двух жлобов. Я не могу описать это словами, каким должен быть человек. Никогда не забуду этого.

– Сейчас вы с этим человеком на связи?

– Конечно, вот только что от него приехал. Сейчас я понимаю, насколько его мать проявляла терпение. Когда появилось где жить, где есть, стало и тренироваться легче.

«Что меня может заставить грустить? Семья, если не могу ей помочь»

– Почему несмотря на мизерный гонорар ты принял решение остаться в этом виде спорта?

– Меня убеждали, что рейтинги будут что-то значить. Мол, дальше будут много платить. Думал, что скоро у меня будет крутой рейтинг и я буду круто зарабатывать. После первого боя ко мне подошли сфотографироваться — ты представляешь, что это для меня было? Для меня до сих пор странно, когда слышу, что какой-то спортсмен отказался сфотографироваться с болельщиком. Клянусь, каждый атлет стремится к тому, чтобы его узнавали и к нему подходили сфотографироваться. А потом поддаются славе и гордыне. Бывало, меня по часу задерживали после боя. У меня уже дыхалка болела, а меня не отпускали. Намекал охраннику, чтобы меня забрал и говорил всем, что я вернусь, как только в себя приду. Выходил обратно. И только когда я две минуты стоял на месте, и ко мне никто за это время не подошел, я понимал — можно идти.

– Как ты оцениваешь свое развитие как бойца? Стремительное?

– Я одно время дрался не просыхая. Но я заходил в группы разные, бойцовские, и никогда не видел себя. Было очень обидно, почему меня там нет — я же тоже боец, показываю красивые поединки. Но никому не был интересен. Когда я понял, что мне нужно — привлечь публику — тогда все и началось. Открыл свой профиль в Instagram, затем задался целью обогнать одного парня по количеству подписчиков, и эта тема меня затянула (улыбается).

– Как ты понял, за счет чего именно ты можешь привлекать людей?

– В своей компании я не мог сидеть с кривым лицом, обсуждать суровые темы. Для кого мне быть хмурым? Я хочу, чтобы и компании было хорошо. Поэтому мы часто шутили и прикалывались. Одним словом, я просто начал снимать на видео свою жизнь. Я мог даже к любому встречному подойти и вынести ему мозг. По-доброму, конечно — и ему становилось весело. 90% своего времени я нахожусь в хорошем настроении и шучу.

– А остальные 10%?

– Нахожусь наедине с собой.

– Какая тема может заставить тебя грустить или понимаешь, что не время для веселья?

– Семья. Если я чем-то не могу помочь. Если знаю, что он нуждается в помощи, а я не могу. 10 лет я боролся и брал у мамы деньги. Представляешь, и в один момент ты осознаешь, что не можешь помочь маме? Понимаешь, что в семье складывается тяжелое положение, а ты — звено, которое создавало это тяжелое положение? Что ты только брал. Это не весело. Когда я задумывался об этом, мне становилось грустно.

«Написал Минееву: «Обнял. И подкинул»

– Одна из грустных тем последнего времени — это твои затянувшиеся травмы.

– Это не грустно. Грустно только в момент, когда получаешь травму. Я понимаю, что есть в этом мое благо. Я должен восхвалять Всевышнего в любом случае. Когда я порвал связку, мне было так грустно. Но буквально через пару месяцев я понял, что хорошо, что порвал ее.

– В смысле, произошла какая-то ситуация?

– Да. Понимал, что если бы не было травмы, то со мной произошло то и то.

– Эта ситуация — тайна?

– Не хочу говорить об этом. Но для меня это было такое прозрение. По сей день я отношусь к травмам так.

– Быть вдали от спорта и восстанавливаться — тяжело?

– Я отжимаюсь, пресс качаю (смеется).

– Окей: быть вдали от драйва и мандража перед выступлениями?

– Конечно, мне хочется включиться и быть в теме, это мое. Но отношусь к этому спокойно. Стараюсь не заморачиваться. Люди думают, что все так просто: пишут, когда ты там уже подерешься. Если я не дерусь — на этом жизнь не заканчивается. Как я могу не хотеть подраться, если это — мой заработок? Мы деремся не ради удовольствия.

– Во время травм никогда не проскальзывала мысль о завершении карьеры?

– Я всегда знал, что вернусь. Не знал, каким, но знал, что вернусь.

– Теперь это событие уже на носу — 3 ноября?

– Да, в Москве. Golden Team Championship. Соперник уже определен, вроде интересный. Нельзя расслабляться, надо быть максимум готовым. Я не могу проиграть этот бой. Значит, все кардинально пошло не по плану.

– Какие цели ставятся перед этим новым промоушеном?

– Дать пару хороших турниров. Есть много организаций, но еще больше — очередь из спортсменов, которые не могут туда попасть. Хотим дать дорогу молодым и перспективным ребятам, чтобы у них появились возможности. И чтобы зрители получали удовольствие от того, что они увидели.

– Твое противостояние — угадай с кем — насколько сейчас актуально?

– Владимир Минеев?! (смеется). Так и знал! Противостояние с ним актуально уже долгое время.

– Почему именно он?

– Если быть честным — за счет него, не благодаря, а именно за счет, я собрал публику. Людей, которые интересуются моей жизнью.

– То есть, от части это просто пиар?

– Да. В России два бойца могут заинтересовать публику и сделать это правильно. Чтобы было интересно и читать, и слушать, и наблюдать.

– Во время вашего выяснения отношений что-то личное к Минееву появилось?

– Нет. Мы оба на этом в итоге выиграем и заработаем.

– У вас было общение с ним не на публику, а тет-а-тет, когда никто не видел и не знал?

– Было. И там мы тоже умудрялись подкалывать друг друга. Например, я писал ему: «Обнял. И подкинул». (смеется)

– Главная интрига — контракт на бой есть?

– Пока нет. Он тут недавно написал, что Мага травмировался, хотел ответить ему: «Типун тебе на язык, хватит с меня». Мол, он хочет с Халидом Муртазалиевым в Дагестане подраться. Но я готов. 3-го ноября у меня бой, 4-го, как я понял — у него. В декабре будет турнир FIGHT NIGHTS. Давай сразу подпишем контракт? Если мы будем себя нормально чувствовать и оба без травм — давай подеремся, люди заждались.

– Сумма в контракте имеет значение?

– Конечно. Мне на хрен такой бой не нужен иначе. Так бы я мог уже во двор к нему приехать и кричать, чтобы вышел и мы разобрались (смеется). Если бы не цель заработка — мы бы улыбались при встрече.

– Официально у тебя два поражения...

– Единственный бой, который я проиграл и признаю — это Толе Токову.

– С Ксавье Фупа-Покамом было бесчинство судей.

– Главный судья во Франции после боя сразу подошел к моему тренеру и сказал: «Учите своих ребят побеждать местных бойцов досрочно». Очкарик... Я ему лицо разбить хотел, но Владимир Отарович сказал, что давай деньги хотя бы сначала заберем (смеется).

«В шутке не должно быть лжи»

– С недавних пор ты воспитываешь красавицу-дочку. Как на тебя повлияло появление в жизни ребенка?

– Только положительно. Когда она появилась, я понял, что никогда не буду прежним. Не могу объяснить. Какая-то другая любовь, которую я ранее не испытывал. Особенный человечек. Забываю все болячки, когда ее вижу — вообще все забываю.

– Ты бы хотел ее видеть в спорте?

– Нет. Вернее, она будет спортивной: будет хорошо бить. Чтобы могла вырубить здорового мужика, да так вырубить, чтобы она уверенно и не торопясь дошла до дома, села пить чай и только тогда он открыл бы глаза (смеется). Но публика ее спортивности не увидит.

– И под конец три шуточных вопроса. Что было первым: ты кинул на прогиб или тебя?

– Ммм... Я кинул! На улице. С парнем все нормально (улыбается).

– Твоя интерпретация фразы: «Борьба вольная — публика довольная»?

– Ну, она же вольная! Всем вольным мы довольны, там все есть, все включено. Почему бы не быть довольным?

– Ты над любым можешь подшутить или есть люди, в адрес которых не позволишь себе шутки?

– Шутки разные бывают. Шутить надо так, чтобы даже если человеку не смешно, он улыбнулся от того, что ему приятно. Поэтому нет таких, с кем я не могу пошутить. В шутке не должно быть лжи. Идеальный юмор — он правдивый, приятный и смешной.